Виктор РУДЕНКО
Родился в 1939 году в семье офицера – пограничника, детство провел
в Доброполье на Донетчине. После службы в армии, в 1960 году приехал в
Дружковку, с которой связано начало его творчества. Окончил Киевский институт
журналистики. Затем был переезд в столицу шахтёрского края, где работал во
многих газетах Донецка, в том числе и в редакции литературного журнала «Донбасс»,
где занимал должность ответственного секретаря. Он автор многих поэтических
сборников и книг прозы (всего 29 наименований), лауреат литературной премии им.
Виктора Шутова. С 1985 года был в рядах СП СССР, после развала страны
автоматически вошёл в состав Национального союза писателей Украины. Виктор
Руденко был одним из первых профессиональных авторов, который поддержал
появление нового Межрегионального союза писателей. Последние годы жил и работал
в Донецке. Умер в 2019 г.
***
Черные трубы мартенов,
Асфальтных дорог разлёт,
Дружно первая смена
Идёт на завод.
Вдыхая прохладу рани,
С улыбкою на устах
Идёт – и дня начинанье
Рождает в своих глазах.
Здесь многих друзей встречаю,
Встречаю – и руки жму,
Смотрю – и словно вдыхаю
Не воздух, а жизнь саму.
Нет! Это не просто смена,
Вокруг себя оглянись!
К станкам поющим, мартенам
Идёт рассветная жизнь!
***
Рвал цветы я, пропахшие мятой,
Голубей под свист запускал
И глаза любил синеватые,
Те, что томные, как тоска…
Мастерил венки голубые
Для твоих разгульных волос:
И боялся – любовь впервые
Захлестнула меня всерьез.
Было нам тогда по семнадцать:
Срок – влюбляться, время – мечтать.
Я еще не умел целоваться,
Как теперь бы мог целовать.
Только губы твои не близко, –
И опять забвенно грущу.
До отчаяния, до риска
Я тебя по земле ищу.
Выхожу к станицам далеким –
И бегу к эшелонам, лечу.
Как без глаз твоих одиноко.
Без любви, которой хочу!
Любишь ты ли – не знаю, не знаю.
Но опять: о, эта любовь!
Для тебя, как венки, слагаю
Беззаветность своих стихов.
***
Смотрите –
Это я на фоне века:
Жилец. Свидетель. С детских лет – калека.
Отец. И сын. И брат. И кто угодно.
Мне ведом вкус борьбы.
И дух свободы.
Я жил, и погибал, и выжил, вроде,
И, вроде, пошленьким не слыл в народе,
Не ползал ползуном, когда – беда,
И правду говорил, за что страдал,
Всегда в глаза и другу, и чинуше,
Носящему локаторами уши…
Я был наивен, им и пребываю
У гирла века – я не понимаю:
Когда безверием народ мой сморен,
Когда народу не хватает хлеба,
То почему так безучастно небо?
Я стих свой начинаю духом мщенья –
И к шторму их зову, и к обрушенью,
И сам, как флаг, в просторе трепещу
И слово поувесистей ищу.
Смотрите –
Это я на фоне века,
Ползущего к своей последней вехе:
Мы – близнецы, пусть так, мы оба жалки,
Нам на распыл пора, в утиль, на свалку.
Двадцатый век. Я на него похожий:
На мне от химии лущится кожа,
А кровушка
Этилом словно стала –
Взрывается от малого запала.
Смотрите –
Это я на фоне века,
Софию почитающий и Мекку:
Я не отступник, потому и верю,
Что средь людей
Не быть во царстве зверю…
Смотрите –
Это я на фоне века:
Меня в саду стегнула больно ветка
За то, что отшатнулся от земли,
Когда метели черные мели
И лед трещал,
А вот теперь притопал,
И не по льду, а по весенним тропам,
И предвкушаю торжество цветенья,
И жизнь хочу отдать
За цвет весны,
Но жизни нет,
А если есть, то тени
На ней рубцами боли сведены.
Кровь со щеки стирая, понимаю,
Что по земле зима прошла лихая,
А я у батарей чугунных грелся
И рылся, что сурок, в брехливой прессе.
И сам писал,
Но с горечью, со спазмом,
И в сад свой
Не наведался ни разу,
Как будто врос
И в строчку, и в жилье,
Но сад, простив невежество мое,
Вторично по лицу не бьет,
А гладит,
Зеленой почкой в глаз зеленый глядя.
Мы вместе, мы едины – так и будет.
Простил мне сад.
И вы простите, люди,
За то, что вас строкой не воспеваю –
Страдая,
Раны ваших душ вскрываю.
И презираю рифмачей патлатых,
Глядящих в мир, что болями залатан,
И ничего не видящих –
Обидно,
Что им не слышно, ушлым, и не видно,
Как люди тонут в прорве окаянной.
Как будто этот мир для них – стеклянный.
Поют о птичках, цветиках и росах.
Сочатся грустью, воспевая осень,
И звезды, бесы, трогают руками,
Витая высоко над облаками.
Но я, позлившись, им прощаю снова:
Поэзия – она на гордом слове,
На совести – как будто на крови,
И будто на отваге – на любви.
На борзописцев не держу я зла –
Они ведь тоже вроде из стекла
И миру ниоткуда не видны,
А я не тем, что новые штаны
Одел, хочу пред миром показаться,
А тем, что до могилы не расстаться
Мне с болью века:
Он в заботах жил –
И правых, и не правых, он – стожил,
И воевал, и строил, юн и смел,
И, удивляя мир, к звезде летел.
Святая правда памятью права:
Да, он стожил, но он еще – кровав,
За ним расстрелы и голодомор,
И нынешний, в закате лет, позор:
Мы – вымираем…
Потому ко мне
Не липни вязкой болью –
Посильней,
Двадцатый век,
На весла нажимай
И за черту удушья выгребай.
Бери с собой агонию и страх,
Предательство и ложь в своих кострах
Сожги и укажи порог беде,
Оставив человечность для людей.
Ах, жизнь моя, презренная давно,
Благодарю всего лишь за одно
Тебя:
Ты в моновенье ока,
Случайно словно, робко, но жестоко
Всех чад своих на вшивость проверяешь
И, строя козни, неизменно знаешь:
Кого с собою взять в друзья,
Кому довериться нельзя…
Я в новом веке проживу немного,
Но он сумеет опознать меня:
Ведь я к нему прокладывал дорогу
И твердо шел по ней, не семеня.
Он, Двадцать первый,
Скоро грюкнет дверью,
Светясь, но не прощая нам грехи,
И все же я прочту свои стихи,
Где я в него
Строкою каждой верил.
ДЕТИ ДОБРОГО ПОЛЯ
Виктору Дерипаске
Мы в шахтерских поселках
грязище месили,
Мы у Господа Бога еду не просили —
Нервом, сердцем, зубами,
не просто лопатой
Вырывали ее из пластов, из агата.
Там давно на копрах
не мелькают колеса,
И забой, и откатка, и ствол безголосы —
За отвалы поспешно ушли мы, печальны,
Не забыв о своих родословных началах.
Мы по градам да весям
не семенем сорным
Понеслись вместе с ветром —
как зерна, как зерна!
Кто прораб, кто поэт, кто возвышен до мэра —
Все при совести высшей, при чести и вере.
Из выносливых стай мы,
для нас под запретом
Быть породой гнилой,
нам по духу — быть крепью.
Кто припаян к эпохе душою, не кожей,
Может быть гражданином, но не вельможей.
Там, где мы, там и дел наших
Доброе Поле —
Пусть еще горьковата славянская доля,
Но пока не в завале лежим и глазасты,
Воронье нас не сморит
с Отчизной в ненастье.
Наши вещие помыслы не устарели:
Мы — опора для слабых, мы — света прострелы,
Где народные судьбы во власти у тьмы, —
Из поселков шахтерских,
Из мужества мы!
Комментариев нет:
Отправить комментарий