На днях из типографии вышла в свет книга донецкой писательницы, члена Межрегионального союза писателей Наты Игнатовой. Прозаическая книга "Архивные секреты литератора" выпущенная в серии "Библиотеки журнала "Пять стихий" и подготовлена автором в преддверии личного юбилея и является своеобразным творческим отчётом. В планах у автора презентация книги, о которой будет сообщено позже.А пока предлагаем ознакомиться с предисловием к книге:
ИСТОРИИ ЛЮБВИ И НЕЛЮБВИ ВО ВРЕМЕНИ ВОЙНЫ И МИРА
Ната Игнатова, «Архивные секреты литератора», Библиотека журнала «Пять стихий» 2020 ISSN 2226-3586, Горловка
Донецкая писательница Ната Игнатова литературное и жизненное кредо обозначила в самом начале своей книги «Архивные секреты литератора»:
«Для меня писательство и журналистика стали щитом и мечом, позволившим сражаться на стороне справедливости, защищать униженных и оскорблённых, находить истину. А ещё помогли понять: через определённое время всё становится историей. Историей во Времени».
Достойное кредо, которое автор постаралась подтвердить своими произведениями на страницах книги, состоящей из нескольких разделов-глав. На мой взгляд, наиболее интересные, трогательные своей искренностью, прямотой, задушевностью – это переходящие друг в друга главы «Город детства» и «Случайная война». Даже если бы ничего другого в книге не было, её бы следовало издать ради волнующих до слез свидетельств человека, прошедшего через ад нежданной войны, которая обрушилась на города Донбасса жарким летом 2014 года. Это действительно История в реальном времени. История честная и непредвзятая, от непосредственного участника и очевидца событий.
«Гулко громыхнуло. Это артобстрел, ставший обычным, но никак не привычным. Разве можно к такому привыкнуть! Девочка всегда верила: человек рожден для счастья. А в понятие счастье не входит, когда кого-то убивают. Арх-трарарах! Гах-гах… Бабахнуло несколько раз подряд. Город съежился, растерянно замер, не понимая: зачем все это? Разрушать, ломать, уничтожать, разбивать, калечить – и так уже второй месяц. А ведь поначалу девочке все казалось праздником: жители собирались на главной площади с транспарантами: «За мир!» и «Нет войне!» Из громкоговорителей звучала музыка прошлых лет. На плакатах были нарисованы улыбающиеся народы всего Земного шара, а под рисунком красовалась надпись: «Давайте, люди, дружить друг с другом!» И даже забытый с 90-х годов праздник солидарности всех трудящихся 1 Мая прошел на ура! Но внезапно все изменилось. В город пришла война. Сначала загромыхало в аэропорту и на железнодорожном вокзале. Ух, ух, ух! Гулко бахали минометы. О-го-го! Вторили им «Грады». Бах-бах! Отвечали танки. Заполыхала вокруг земля, гарью наполнился воздух, небо затянуло темными тучами. И девочке стало казаться: что-то страшное, неведомое и злое подступает к любимому городу миллиона роз. Вот, еще немного, и скроет мрак все, что ей так дорого»…
В самом деле, уму непостижимо. Представить такое было просто невозможно. Послать на мирные города и поселки артиллерию, ракетные системы залпового огня, танки, авиацию… Как? Зачем? Почему? Ведь при наличии сотен и тысяч политиков, дипломатов, общественных деятелей можно было любые проблемы обсуждать со столом переговоров, искать и находить компромиссы, ругаться и мириться, обвинять друг друга и пытаться уважать чужое мнение… Но не стрелять. Это понятно даже детям, от лица которых идет это страшное повествование. Две девочки, сестренки, оставшись днем одни в почти опустевшем многоэтажном доме, с ужасом слышат свист летящих снарядов и мин, видят разрывы прямо во дворе, под окнами. И не могут понять, зачем всё это происходит. Почему летняя жара наполнена гулом разрывов и запахом пороха. Город захвачен в плен временем сорванных крыш, где от упавших стен стонет подавленно тишь. Время нежданных мин взорвано крахом идей. Город один на один с эхом немых площадей. Но сквозь это немоту город, а вместе с ним девочки, быстро научились различать «голос» войны, тональность снарядов и зловещие повадки снайперов.
«Стекла в доме задребезжали. «Ух! — вскрикнула младшая сестра, испуганно заморгала и умоляюще попросила: — Слезай, скорее. Нельзя возле окна сидеть! Идём лучше в ванную! Там эти…как его…перекрытия бетонные. Если что…» Не дослушав, Валентинка, скатилась с подоконника, как стеклянный шарик-марблс с круглого отполированного стола. Затем присела под окном по самую макушку и высунула любопытный нос: «Это взрывная волна. Когда «Грады» стреляют, бежать надо в ванну или коридор. Когда из танков, на пол ложись, подальше от стёкол. А когда минометы, можно в комнате на полу сидеть.
- Нельзя же так, — запричитала Маруся. — Нельзя! Они же взрослые. Должны понимать. Нельзя других обижать… Сестрёнки съёжились, слушая раскаты и громыхания.
Но это был не летний благодатный дождь с грозой, молнией и тёмными суровыми тучами. Это была подлая, злая, страшная война. И с этим пока ничего не поделать… Когда работают снайперы, запрещается даже выглядывать из окошка. И шторки надо закрывать. А зачем эти снайперы стреляют по нам?
- У них своих детей нет, — спокойно, но сурово пояснила Валентинка. — Вот они не хотят, чтоб у других тоже были».
- О! — изумилась Маруся. — А, если все же дети у них есть?»
- Нет, — задумчиво проговорила Валентинка. — Дети появляются у тех, кто их любит».
Рассказ о девочках и войне потрясает своей подчеркнутой обыденностью и житейской правдой, непонятной и беспощадной логикой событий, в которых отсутствует логика любви и добра, и лишь равнодушные глаза смерти взирают на корчащийся в муках город. Когда прилетают снаряды, то ангелы – улетают. Эхо их хрупких песен дрожит, отражаясь в кострах. Снаряды взрываются рядом, и все мы идем по краю последней любви, где свету на смену приходит страх. Снаряды летят за гранью, где нет доброты и злобы, где стало начало финалом, где память взметает сквозняк. Вновь позднее стало ранним, и ангел взмолился, чтобы вернулась в наш дом надежда, но, прежде, чтоб сгинул мрак.
Как выяснилось, мрак живуч. Но жизнь становится чуть светлее не только от любви, но и от доброй песни, от улыбки взаимопонимания, от желания помочь и спасти. Когда от близких разрывов стало совсем страшно, девочки решили спеть песню, громко и, по возможности, бодро. И песня помогла. Тем более, когда к их голосам неожиданно присоединились голоса соседей-пенсионеров, которым судьба припасла войну, как жестокий десерт под старость. Даже читать это без слез трудно.
«… И тут опять началось. За окнами бабахало, выло, гремело, дрожало. Землетрясение. Ураган. Вихрь. Вулкан. Всё в одном флаконе. Притихшие девочки подальше запрятались в гардеробную. Дверь, правда, не прикрывали. Чтоб удобнее в ванную бежать! А там и в коридор. К соседям! Те же разрешили.
У-у-ух! Взззз. Бух, бух, бабах…
«Поём?»— прошептала Маруся, от испуга закрыв руками глаза, а не уши.
«Поём!» — громко согласилась Валентинка. Высунулась из гардеробной, приосанилась и… «А какую?» — приободрилась и Маруся. «Помнишь, на параде 1 Мая! Все пели и улыбались, — напомнила сестрёнка. — Правда, я только начало знаю: «Широка страна моя, родная…» Маруся кивнула, и сёстры громко, хором, торжественно, на всю квартиру, а также весь усталый, потерявший надежду город, запели: «Широка страна моя родная…» И тут, перекрывая гул орудий, донесся из-за стенки бас соседа Андрея Ильича: «Много в ней лесов, полей и рек…» И звонкий, какой-то девичий бабы Клавы голос: «Я другой такой страны не знаю…» «…где так вольно дышит человек!» – сразу вспомнив весь куплет, радостно и гордо пропели сестрёнки. … Война не ушла. Она даже не испугалась. Но люди стали другими».
Но, увы, песни не способны противостоять снарядам и минам, у которых нет слуха, зато есть хорошо слышная сила взрыва, в сопровождении ударной волны. Снаряды не разбирают, кто станет их новой жертвой. Они просто летят, посланные равнодушной (а, возможно, не равнодушной, а злорадной) рукой, они взрываются и убивают, убивают… Трудно осознать, оправдать и простить логику тех, кто заряжает орудие, направляя его на мирный город, на дома и улицы, на стариков и детей…
«Город обстреливают день и ночь. На прошлой неделе опять попали во двор: скамейки в щепки, разломали песочницы, разворотили клумбы. А качели остались! Уцелели и теперь терпеливо ждут ребятишек. Правда, пока на них качается ветер. Вверх-вниз. А во дворе никого. Даже птичек, собачек и котят нет поблизости.
«Грустно, — шепчут качели. — Где вы, дети?»
«Они на Аллее Ангелов, — отвечает ветер. — Там. В парке. Их много. Они разных возрастов: от года и старше. Там малышка, которую мать успела прижать к груди, защищая от взрыва. Они лежали на газоне, а по синему небу плыли облака, унося их души высоко в небо. Я всё это видел! Это так страшно…»
Неужели для того, чтобы понять, как это страшно, как бесчеловечно стрелять по мирным жителям, нужно сначала попасть самому под обстрел… И только тогда задаться вопросом: «А меня за что?» Ни за что. Просто потому, что в этот миг случайно оказался под прицелом. А, возможно, всего лишь потому, что имеешь иное мнение (раньше таких называли инакомыслящими, «диссидентами», но, каким бы ни был строгим режим, за это не расстреливали из орудий и минометов).
Времена не выбирают – классик прав. У каждого времени – свои плюсы-минусы, свои истории. Истории Наты Игнатовой растянуты во времени, вместившем в себя не только ужасы войны, но и светлые воспоминания детства и юности, волшебные, сказочные приключения, размышления о прошлом и настоящем, о скромно-нескромном обаянии социальных сетей… А также ироничные и в какой-то степени кокетливые повествования о творческих муках и поисках вечного идеала беспокойных писателей из донбасской глубинки. Не сомневаюсь, что каждая часть найдет своего читателя, который оценит стиль, наблюдательность, точность и оригинальность манеры письма автора. Очень точно Игнатова написала о времени, его эволюции и трансформации. И о нас, живущих в этом времени и ощущающих все его перемены на собственной судьбе:
«Мы были наивными, верили в лучшее. Когда-то нас учили «Человек человеку друг, товарищ и брат». Да и в книгах, которые мы тогда читали, то и дело звучало: «Один за всех, все за одного». Теперь чаще можно услышать: «Никому не верь», «Не успеешь ты, успеют другие»… Многие привыкли отмалчиваться по углам. Моя хата с краю, гостей не принимаю. Что вокруг творится, не знаю. Чего от меня хотите, не понимаю. В общем, любим мы частицу НЕ. Иногда вдвойне, когда двойное отрицание не что иное, как утверждение. Заумно? Не очень. Здесь всё так: не поймёшь, кто друг, а кто враг. И привыкаешь постепенно никому не верить, держать запертыми двери».
Не замечать, не мучиться вопросами, не повторять – «страна, вина, война». А говорить на «чёрное» - «белёсое», выглядывая тихо из окна. Не выделяться даже в грязном месиве, быть с краю – не на взлётной полосе, оправдывать любое мракобесие. И быть, как все, как все, как все…
Как все – это не о Нате Игнатовой, у её прозы есть «лица необщее выраженье», оно проявляется не только в стиле и тематическом разнообразии, но и в лаконизме остроумных и афористичных фраз, которые объединены заголовком «Ричизмы», возможно, объединяющем русское понятие «речь» и английское «рич» - богатый (речь, видимо, о смысле). Вот несколько таких «ричизмов»:
Настроение
— Как настроение?
— Никак не настрою.
Маски
— Интересно, почему все носят маски?
— Стесняются себя настоящих. (особенно актуально во время карантина)
Иногда
Так иногда хочется кому-то поверить…
А нельзя!
Если
Если всё плохо,
это не означает, что надо перестать быть хорошим.
О добре и зле
Зло не бывает маленьким или большим.
Оно либо есть. Либо его нет.
Увы, зло отступать не намерено. Оно есть и по-прежнему стремится диктовать свои условия, обманывать, унижать, мстить и злорадствовать. В сказках, которые любит сочинять Игнатова, добро обязательно побеждает. А в жизни – пока не ясно. Но хотелось бы, чтобы тоже…
…«Город настороженно вглядывается тусклыми фонарями в кромешную тьму. Даже тишина тут зловещая, натянутая, как струна… И вдруг раскатисто так, но отдалённо прогрохотало. Не гром. Орудия. Обстрелы какой уж год. Теперь на окраинах. Раньше было повсюду. Прилёты. Выбоины. Воронки.
Рассыпавшийся в порошок кирпич, стеклянная мозаика. Это не игра. Это попадание в жилые дома. Это окна без стёкол. Это дыры в стенах. Это щемящая без-на-дё-га. Столько лет между миром и войной… Усталость? Её не было. Был страх. А ещё дикое желание бежать. Хоть куда-то. То ли за помощью? То ли от жаждущих крови нелюдей? Бежать. Потому, что с кулаками — на пушки, самолёты, гаубицы, танки, миномёты — вряд ли кто решится в здравом уме и твёрдой памяти. Хотелось проснуться. Прийти в себя. Осознать: за что так с нами? Но война не выпускала. Не уходила. Постоянно напоминала о себе. И тут вспышка! Озарение. Прозрение. Стоп. Выхода из затянувшейся войны нет, и не будет. Никогда. Потому, что есть те, кому это выгодно. Кому дела нет до других. До страны, планеты, человечества»...
Тень Шекспира, пролетев над Украиной, не заметила ни Гамлета, ни Лира, но увидела, что страсти роковые разрушительны, как сотни лет назад. Правят те же персонажи — Зло и Жадность. И жестокое Коварство над Любовью издевается, как прежде. И убийца торжествует. И никто не виноват…
Всё же, пока пишутся добрые и честные книги, не всё потеряно. Жизнь продолжается во времени и истории, в любви и, к сожалению, в нелюбви тоже. Но книга Наты Игнатовой, подтверждая сказанное, своими страницами голосует за любовь.
Владимир Спектор - почётный председатель Межрегионального союза писателей.
Ната Игнатова, «Архивные секреты литератора», Библиотека журнала «Пять стихий» 2020 ISSN 2226-3586, Горловка
Донецкая писательница Ната Игнатова литературное и жизненное кредо обозначила в самом начале своей книги «Архивные секреты литератора»:
«Для меня писательство и журналистика стали щитом и мечом, позволившим сражаться на стороне справедливости, защищать униженных и оскорблённых, находить истину. А ещё помогли понять: через определённое время всё становится историей. Историей во Времени».
Достойное кредо, которое автор постаралась подтвердить своими произведениями на страницах книги, состоящей из нескольких разделов-глав. На мой взгляд, наиболее интересные, трогательные своей искренностью, прямотой, задушевностью – это переходящие друг в друга главы «Город детства» и «Случайная война». Даже если бы ничего другого в книге не было, её бы следовало издать ради волнующих до слез свидетельств человека, прошедшего через ад нежданной войны, которая обрушилась на города Донбасса жарким летом 2014 года. Это действительно История в реальном времени. История честная и непредвзятая, от непосредственного участника и очевидца событий.
«Гулко громыхнуло. Это артобстрел, ставший обычным, но никак не привычным. Разве можно к такому привыкнуть! Девочка всегда верила: человек рожден для счастья. А в понятие счастье не входит, когда кого-то убивают. Арх-трарарах! Гах-гах… Бабахнуло несколько раз подряд. Город съежился, растерянно замер, не понимая: зачем все это? Разрушать, ломать, уничтожать, разбивать, калечить – и так уже второй месяц. А ведь поначалу девочке все казалось праздником: жители собирались на главной площади с транспарантами: «За мир!» и «Нет войне!» Из громкоговорителей звучала музыка прошлых лет. На плакатах были нарисованы улыбающиеся народы всего Земного шара, а под рисунком красовалась надпись: «Давайте, люди, дружить друг с другом!» И даже забытый с 90-х годов праздник солидарности всех трудящихся 1 Мая прошел на ура! Но внезапно все изменилось. В город пришла война. Сначала загромыхало в аэропорту и на железнодорожном вокзале. Ух, ух, ух! Гулко бахали минометы. О-го-го! Вторили им «Грады». Бах-бах! Отвечали танки. Заполыхала вокруг земля, гарью наполнился воздух, небо затянуло темными тучами. И девочке стало казаться: что-то страшное, неведомое и злое подступает к любимому городу миллиона роз. Вот, еще немного, и скроет мрак все, что ей так дорого»…
В самом деле, уму непостижимо. Представить такое было просто невозможно. Послать на мирные города и поселки артиллерию, ракетные системы залпового огня, танки, авиацию… Как? Зачем? Почему? Ведь при наличии сотен и тысяч политиков, дипломатов, общественных деятелей можно было любые проблемы обсуждать со столом переговоров, искать и находить компромиссы, ругаться и мириться, обвинять друг друга и пытаться уважать чужое мнение… Но не стрелять. Это понятно даже детям, от лица которых идет это страшное повествование. Две девочки, сестренки, оставшись днем одни в почти опустевшем многоэтажном доме, с ужасом слышат свист летящих снарядов и мин, видят разрывы прямо во дворе, под окнами. И не могут понять, зачем всё это происходит. Почему летняя жара наполнена гулом разрывов и запахом пороха. Город захвачен в плен временем сорванных крыш, где от упавших стен стонет подавленно тишь. Время нежданных мин взорвано крахом идей. Город один на один с эхом немых площадей. Но сквозь это немоту город, а вместе с ним девочки, быстро научились различать «голос» войны, тональность снарядов и зловещие повадки снайперов.
«Стекла в доме задребезжали. «Ух! — вскрикнула младшая сестра, испуганно заморгала и умоляюще попросила: — Слезай, скорее. Нельзя возле окна сидеть! Идём лучше в ванную! Там эти…как его…перекрытия бетонные. Если что…» Не дослушав, Валентинка, скатилась с подоконника, как стеклянный шарик-марблс с круглого отполированного стола. Затем присела под окном по самую макушку и высунула любопытный нос: «Это взрывная волна. Когда «Грады» стреляют, бежать надо в ванну или коридор. Когда из танков, на пол ложись, подальше от стёкол. А когда минометы, можно в комнате на полу сидеть.
- Нельзя же так, — запричитала Маруся. — Нельзя! Они же взрослые. Должны понимать. Нельзя других обижать… Сестрёнки съёжились, слушая раскаты и громыхания.
Но это был не летний благодатный дождь с грозой, молнией и тёмными суровыми тучами. Это была подлая, злая, страшная война. И с этим пока ничего не поделать… Когда работают снайперы, запрещается даже выглядывать из окошка. И шторки надо закрывать. А зачем эти снайперы стреляют по нам?
- У них своих детей нет, — спокойно, но сурово пояснила Валентинка. — Вот они не хотят, чтоб у других тоже были».
- О! — изумилась Маруся. — А, если все же дети у них есть?»
- Нет, — задумчиво проговорила Валентинка. — Дети появляются у тех, кто их любит».
Рассказ о девочках и войне потрясает своей подчеркнутой обыденностью и житейской правдой, непонятной и беспощадной логикой событий, в которых отсутствует логика любви и добра, и лишь равнодушные глаза смерти взирают на корчащийся в муках город. Когда прилетают снаряды, то ангелы – улетают. Эхо их хрупких песен дрожит, отражаясь в кострах. Снаряды взрываются рядом, и все мы идем по краю последней любви, где свету на смену приходит страх. Снаряды летят за гранью, где нет доброты и злобы, где стало начало финалом, где память взметает сквозняк. Вновь позднее стало ранним, и ангел взмолился, чтобы вернулась в наш дом надежда, но, прежде, чтоб сгинул мрак.
Как выяснилось, мрак живуч. Но жизнь становится чуть светлее не только от любви, но и от доброй песни, от улыбки взаимопонимания, от желания помочь и спасти. Когда от близких разрывов стало совсем страшно, девочки решили спеть песню, громко и, по возможности, бодро. И песня помогла. Тем более, когда к их голосам неожиданно присоединились голоса соседей-пенсионеров, которым судьба припасла войну, как жестокий десерт под старость. Даже читать это без слез трудно.
«… И тут опять началось. За окнами бабахало, выло, гремело, дрожало. Землетрясение. Ураган. Вихрь. Вулкан. Всё в одном флаконе. Притихшие девочки подальше запрятались в гардеробную. Дверь, правда, не прикрывали. Чтоб удобнее в ванную бежать! А там и в коридор. К соседям! Те же разрешили.
У-у-ух! Взззз. Бух, бух, бабах…
«Поём?»— прошептала Маруся, от испуга закрыв руками глаза, а не уши.
«Поём!» — громко согласилась Валентинка. Высунулась из гардеробной, приосанилась и… «А какую?» — приободрилась и Маруся. «Помнишь, на параде 1 Мая! Все пели и улыбались, — напомнила сестрёнка. — Правда, я только начало знаю: «Широка страна моя, родная…» Маруся кивнула, и сёстры громко, хором, торжественно, на всю квартиру, а также весь усталый, потерявший надежду город, запели: «Широка страна моя родная…» И тут, перекрывая гул орудий, донесся из-за стенки бас соседа Андрея Ильича: «Много в ней лесов, полей и рек…» И звонкий, какой-то девичий бабы Клавы голос: «Я другой такой страны не знаю…» «…где так вольно дышит человек!» – сразу вспомнив весь куплет, радостно и гордо пропели сестрёнки. … Война не ушла. Она даже не испугалась. Но люди стали другими».
Но, увы, песни не способны противостоять снарядам и минам, у которых нет слуха, зато есть хорошо слышная сила взрыва, в сопровождении ударной волны. Снаряды не разбирают, кто станет их новой жертвой. Они просто летят, посланные равнодушной (а, возможно, не равнодушной, а злорадной) рукой, они взрываются и убивают, убивают… Трудно осознать, оправдать и простить логику тех, кто заряжает орудие, направляя его на мирный город, на дома и улицы, на стариков и детей…
«Город обстреливают день и ночь. На прошлой неделе опять попали во двор: скамейки в щепки, разломали песочницы, разворотили клумбы. А качели остались! Уцелели и теперь терпеливо ждут ребятишек. Правда, пока на них качается ветер. Вверх-вниз. А во дворе никого. Даже птичек, собачек и котят нет поблизости.
«Грустно, — шепчут качели. — Где вы, дети?»
«Они на Аллее Ангелов, — отвечает ветер. — Там. В парке. Их много. Они разных возрастов: от года и старше. Там малышка, которую мать успела прижать к груди, защищая от взрыва. Они лежали на газоне, а по синему небу плыли облака, унося их души высоко в небо. Я всё это видел! Это так страшно…»
Неужели для того, чтобы понять, как это страшно, как бесчеловечно стрелять по мирным жителям, нужно сначала попасть самому под обстрел… И только тогда задаться вопросом: «А меня за что?» Ни за что. Просто потому, что в этот миг случайно оказался под прицелом. А, возможно, всего лишь потому, что имеешь иное мнение (раньше таких называли инакомыслящими, «диссидентами», но, каким бы ни был строгим режим, за это не расстреливали из орудий и минометов).
Времена не выбирают – классик прав. У каждого времени – свои плюсы-минусы, свои истории. Истории Наты Игнатовой растянуты во времени, вместившем в себя не только ужасы войны, но и светлые воспоминания детства и юности, волшебные, сказочные приключения, размышления о прошлом и настоящем, о скромно-нескромном обаянии социальных сетей… А также ироничные и в какой-то степени кокетливые повествования о творческих муках и поисках вечного идеала беспокойных писателей из донбасской глубинки. Не сомневаюсь, что каждая часть найдет своего читателя, который оценит стиль, наблюдательность, точность и оригинальность манеры письма автора. Очень точно Игнатова написала о времени, его эволюции и трансформации. И о нас, живущих в этом времени и ощущающих все его перемены на собственной судьбе:
«Мы были наивными, верили в лучшее. Когда-то нас учили «Человек человеку друг, товарищ и брат». Да и в книгах, которые мы тогда читали, то и дело звучало: «Один за всех, все за одного». Теперь чаще можно услышать: «Никому не верь», «Не успеешь ты, успеют другие»… Многие привыкли отмалчиваться по углам. Моя хата с краю, гостей не принимаю. Что вокруг творится, не знаю. Чего от меня хотите, не понимаю. В общем, любим мы частицу НЕ. Иногда вдвойне, когда двойное отрицание не что иное, как утверждение. Заумно? Не очень. Здесь всё так: не поймёшь, кто друг, а кто враг. И привыкаешь постепенно никому не верить, держать запертыми двери».
Не замечать, не мучиться вопросами, не повторять – «страна, вина, война». А говорить на «чёрное» - «белёсое», выглядывая тихо из окна. Не выделяться даже в грязном месиве, быть с краю – не на взлётной полосе, оправдывать любое мракобесие. И быть, как все, как все, как все…
Как все – это не о Нате Игнатовой, у её прозы есть «лица необщее выраженье», оно проявляется не только в стиле и тематическом разнообразии, но и в лаконизме остроумных и афористичных фраз, которые объединены заголовком «Ричизмы», возможно, объединяющем русское понятие «речь» и английское «рич» - богатый (речь, видимо, о смысле). Вот несколько таких «ричизмов»:
Настроение
— Как настроение?
— Никак не настрою.
Маски
— Интересно, почему все носят маски?
— Стесняются себя настоящих. (особенно актуально во время карантина)
Иногда
Так иногда хочется кому-то поверить…
А нельзя!
Если
Если всё плохо,
это не означает, что надо перестать быть хорошим.
О добре и зле
Зло не бывает маленьким или большим.
Оно либо есть. Либо его нет.
Увы, зло отступать не намерено. Оно есть и по-прежнему стремится диктовать свои условия, обманывать, унижать, мстить и злорадствовать. В сказках, которые любит сочинять Игнатова, добро обязательно побеждает. А в жизни – пока не ясно. Но хотелось бы, чтобы тоже…
…«Город настороженно вглядывается тусклыми фонарями в кромешную тьму. Даже тишина тут зловещая, натянутая, как струна… И вдруг раскатисто так, но отдалённо прогрохотало. Не гром. Орудия. Обстрелы какой уж год. Теперь на окраинах. Раньше было повсюду. Прилёты. Выбоины. Воронки.
Рассыпавшийся в порошок кирпич, стеклянная мозаика. Это не игра. Это попадание в жилые дома. Это окна без стёкол. Это дыры в стенах. Это щемящая без-на-дё-га. Столько лет между миром и войной… Усталость? Её не было. Был страх. А ещё дикое желание бежать. Хоть куда-то. То ли за помощью? То ли от жаждущих крови нелюдей? Бежать. Потому, что с кулаками — на пушки, самолёты, гаубицы, танки, миномёты — вряд ли кто решится в здравом уме и твёрдой памяти. Хотелось проснуться. Прийти в себя. Осознать: за что так с нами? Но война не выпускала. Не уходила. Постоянно напоминала о себе. И тут вспышка! Озарение. Прозрение. Стоп. Выхода из затянувшейся войны нет, и не будет. Никогда. Потому, что есть те, кому это выгодно. Кому дела нет до других. До страны, планеты, человечества»...
Тень Шекспира, пролетев над Украиной, не заметила ни Гамлета, ни Лира, но увидела, что страсти роковые разрушительны, как сотни лет назад. Правят те же персонажи — Зло и Жадность. И жестокое Коварство над Любовью издевается, как прежде. И убийца торжествует. И никто не виноват…
Всё же, пока пишутся добрые и честные книги, не всё потеряно. Жизнь продолжается во времени и истории, в любви и, к сожалению, в нелюбви тоже. Но книга Наты Игнатовой, подтверждая сказанное, своими страницами голосует за любовь.
Владимир Спектор - почётный председатель Межрегионального союза писателей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий